Здравствуйте, меня зовут Никита. СТИХ 11-й

Здравствуйте, меня зовут Никита, я алкоголик.

Если судить по тому, что я уже давно и изрядно трезв, может быть, было бы точнее сказать, что я “был” алкоголиком. Но это возможно лишь в тех пределах, в каких моя душа, в принципе, способна жить собственной жизнью. Душа, пожалуй, и трезва, но я сам, пожизненно привязанный к своему телу, был, есть и буду алкоголиком, поскольку это качество, по-видимому, врожденное, болезнь неизлечимая, а тешить себя иллюзией, что я застрахован от запоя, просто опасно.

Впрочем, эти: “Я был”, “Я есть”, “Я буду” – довольно относительны. Четвертый шаг по Программе Анонимных Алкоголиков советует “глубоко и бесстрашно оценить себя и свою жизнь с нравственной точки зрения”. Но кто этот “я”, которого мне следует оценить и, может быть, осудить или оправдать? Что такое “моя жизнь”? Ни на миг не останавливающееся течение, река, не очень ясно, где берущая начало, и тем более неизвестно, куда впадающая. Где тот камень, уцепившись и влезши на который я могу утвердиться в смысле настоящего времени глагола, в смысле “Я есть”, оглянуться назад, посмотреть вперед и вынести законченное суждение, дабы “оценить себя и свою жизнь с нравственной точки зрения”?

Из детства я помню дачную собаку, непонятную, но добрую, огоньки новогодней елки в отражении двойной оконной рамы – это начало фильма, главный герой еще не явился, никакого “я” еще нет. Потом московский двор и раннее тепло, солнечное кружево под корявым тополем, утренний холодок и мурашки по коленкам – я впитываю это и тогда вдруг понимаю с полнотой невозможной, как этот мир прекрасен и отверст. И это уже я, и мир останется тем же, хотя “я” заберется в раковину и станет совсем другим. Потом, гораздо более потом я умираю в луже собственной мочи, и мне все равно, только стыдно. И это тоже я. Потом я выздоравливаю и снова через малое время, трясясь от стыда и страха, как бы не скрипнула дверь, мутной ночью ползу за водкой. Но в промежутке я, сдерживая шаг, иду по мосту под минометным и снайперским огнем, и страх какой-то странный, потому что он есть, но не владеет мной, я знаю, что меня могут убить, но ничто не может заставить меня бежать, раз обсто­ятельства требуют идти медленно. И это я, за которого мне вроде бы не стыдно.

И вот меня занимает вопрос, в каком виде я по окончании жизни предстану перед Богом, какой именно образ с Его точки зрения будет адекватен, кого, собственно, Он возьмется судить, если это можно назвать словом “суд”? Ведь я много менялся в течение жизни и далеко не всегда в лучшую сторону, так не лучше ли было умереть ребенком, чем предстать на суде в образе старого циника с душой, атрофированной ядом лжи совершенных в течение жизни грехов? Чем мне отвечать, чем отчитываться за эту командировку – ну не враньем же, которым полна жизнь, но которое в свете смерти не имеет никакого смысла.

Меня могла убить пуля, когда мне было не стыдно, я мог умереть от почечной недостаточности, когда моим последним чувством, наверное, стал бы стыд. Кто из них “я”? Если судить, то кого? Одно время, пытаясь обвести себя вокруг пальца, я испытывал теорию двух “я”: одно из них делало все, что стыдно, а другое только то, что не стыдно. Но “не я” – это фикция, плаксивый недоросль, боящийся ответственности за то, что нагадил, еще не осознавший по недоразвитости, что уклониться нельзя. Это трусливое бегство еще более постыдно, чем было бы побежать тогда на мосту. “Глубоко и бесстрашно оценивая себя и свою жизнь с нравственной точки зрения”, я не могу и не хочу отказаться ни от какой части своего прошлого, чтобы сказать: вот то был я, а это не я. А кто же?

В рекомендациях по 4-му шагу к Программе АА есть совет взять тетрадку, ручку, сесть и написать свою жизнь, “оценивая ее с нравственной точки зрения”. В порыве первого энтузиазма, характерного для еще не протрезвевшего новичка в Программе “12 Шагов”, я дважды пытался это сделать, и оба раза безрезультатно. Вместо “я” из меня лезло на бумагу, словно дерьмо, “эго”, Зигмунд Фрейд. Фрейда я ненавижу лично, как можно ненавидеть только близко знакомого живого человека, и само по себе это несомненное доказательство того, что он прав. Он, сволочь, прав на своем уровне. Но мне не нужно его биологическое “эго”, которое нельзя оценить с нравственной точки зрения: оно лежит ниже ватерлинии морали.

Мне нужно сделать невозможное и собрать в точке все, что сегодня осталось от моего “я”: усталого, отравленного, оборванного, оболганного, разбитого тем, что называется биографией, в бесчисленные осколки, разлетевшиеся в чуждые миры. Вот это все, по отдельности уродливое и бессмысленное, одно с другим не стыкующееся, одно другому противопоказанное до рвоты, мне надо сложить и рассмотреть “бесстрашно”, как советует Программа 12 Шагов, чтобы сравнить с тем, чем оно, по- видимому, когда-то было или как оно было замыслено, или каким оно должно было быть. И вот, что я с этим сделал.

Программа “12 Шагов” – это не психиатрия, во всяком случае, не психоанализ. Я отвечу за свои грехи, но у моего “эго” нет грехов, у него только “комплексы”. За них нельзя нести ответственность, они возникли помимо моей и даже Его воли. Я знаю, что где-то там, в детстве, в юности, в том, что именуется моим прошлым, у меня оказались сломаны и неправильно срослись какие-то душевные позвонки. Я не хочу искать причину, тем более, что ради этого мне пришлось бы кого-нибудь в чем-нибудь обвинить. Я хочу ее обойти. Я еще раз, осмысленно и аккуратно, ломаю позвоночник своей души и заново его сращиваю.

Безусловно, это тяжелая операция. Но мне, как безнадежно больному, она показана. Во всяком случае, пока я не начал ее производить, я был парализован своим алкоголизмом, а сейчас я уже ходячий больной.

Человеческая жизнь, и моя собственная в частности, видится мне как сообщение, ориентированное не столько в пространстве пространства или в пространстве времени, сколько в пространстве смысла. Оно кем-то кому-то адресовано, в частности, мне, и смысл моей жизни в том, чтобы попытаться его понять, а вовсе не в том, чтобы “жить счастливо”, как это принято думать. Я думаю теперь, что человек меняется в течение жизни, но не меняется общий смысл сообщения, которое должно быть прочитано так или эдак, с тем или иным знаком. Даже от того, что, будучи невеждой, я заглядывал с середины в книгу, написанную на непонятном для меня языке, даже от того, что я в безумстве и злобе вырывал целые страницы или пытался бросить книгу смысла в костер, смысл ее не менялся. Просто я его не понимал, так тем хуже было для меня, а благо, если уразумел хоть букву.

Благодарю вас за то, что вы меня выслушали.