Бог, как мы его понимаем: дилемма безверия (апрель 1961 г.)

Фраза «Бог, как мы Его понимаем» – возможно, самое важное словосочетание во всем словаре нашего Содружества. Эти пять многозначительных слов охватывают все возможные виды и степени веры, а также подтверждают, что каждый из нас может выбрать свою собственную. Не менее ценны для нас и дополняющие эту фразу выражения – «Высшая Сила» и  «Сила, более могущественная, чем мы сами». Для всех тех, кто отрицает существование некой божественной силы или серьезно сомневается в нем, эти слова создают открытую дверь, через порог которой неверующий может сделать свой первый легкий шаг в доселе неизвестную ему реальность – царство веры.

В АА подобные прорывы – явления повседневные. Они тем более примечательны, если поразмыслить о том, что едва ли не половине нынешних членов Содружества, насчитывающего уже триста тысяч человек, действующая вера раньше казалась чем-то абсолютно невозможным. Ко всем этим скептикам пришло великое открытие: как только они смогли препоручить свою главную зависимость некой «высшей силе», пусть даже собственной группе, – то сразу же завернули в  тот самый поворот с плохой обзорностью, который всегда мешал им увидеть открытую для них большую дорогу. И с того момента – при условии, что они со спокойным и восприимчивым разумом изо всех сил старались применять на практике и всю остальную программу АА, – в их жизни неизменно появлялась, порой самым неожиданным и зачастую чудесным образом, все углубляющаяся и расширяющаяся вера, этот истинный дар.

Мы очень сожалеем, что эти факты из жизни АА непонятны огромному множеству алкоголиков в окружающем нас мире. Многих из них сбивает с толку ужасающая уверенность в том, что стоит им только приблизиться к АА, как на них тут же начнут давить, принуждая присоединиться к какому-то особому направлению веры или теологии. Они не осознают, что вера отнюдь не обязательна для членства в АА, что трезвости можно достичь с помощью минимума веры, который легко принять, и что наши представления о некой высшей силе и Боге, как мы его понимаем, дают каждому почти неограниченную свободу выбора в плане духовных убеждений и действий.

Как передать другим эту благую весть – вот одна из наших наиболее сложных проблем в общении, для которой не может быть быстрого радикального решения. Возможно, наши службы по информированию общественности могли бы начать более активно акцентировать внимание на этом исключительно важном аспекте жизни АА. А мы, рядовые члены Содружества, вполне могли бы вырабатывать в себе более сочувственное понимание того чрезвычайно трудного положения, в котором находятся эти по-настоящему одинокие отчаявшиеся страдальцы. В деле помощи им мы можем применять наилучший из возможных подходов и самые изобретательные действия, которые только можем предпринять.

Кроме того, мы можем посмотреть свежим взглядом на проблему «безверия», которая присутствует прямо на пороге Содружества. Несмотря на то, что за последние двадцать пять лет триста тысяч человек все-таки выздоровели, возможно, где-то еще полмиллиона приходили к нам, но потом ушли. Несомненно, некоторые были слишком больны для того, чтобы хотя бы начать. Другие не могли или не хотели признать себя алкоголиками. Третьи не смогли взглянуть в лицо своим скрытым личностным недостаткам. Многие уходили по каким-то иным причинам.

Тем не менее, мы не можем удовольствоваться мыслями о том, что все эти неудачные попытки выздоровления – целиком вина самих новичков. Может быть, очень многие из них просто не получили наставничества в том виде и объеме, которые им были так остро необходимы. Мы не поддерживали с ними связь, когда могли бы это делать. Так что это мы, члены АА, потерпели с ними неудачу. Возможно, даже чаще, чем нам кажется, мы по-прежнему не налаживаем глубокого контакта с теми, кто страдает от дилеммы безверия.

Вне всякого сомнения, никто не обладает большей чувствительностью к самоуверенности, гордыне и напористости в вопросах духовности, чем они. Я уверен, что мы слишком часто забываем об этом. В первые годы существования АА я  чуть было не загубил все дело из-за такого неосознанного высокомерия. Я считал, что Бог, как я его понимаю, должен существовать для всех. Порой моя напористость была едва заметной, а порой – грубой. Однако она в любом случае причиняла вред – возможно, смертельный – многим неверующим.

Разумеется, это явление не ограничивается работой по Двенадцатому Шагу. Оно очень даже склонно проникать в наши отношения со всеми людьми вообще. Даже сейчас я ловлю себя на том, что распеваю все тот же старый припев, производящий барьеры: «Делай, как я, верь, как я, а не то…»

Вот недавний пример того, какой ценой обходится гордыня в духовных вопросах. Одного потенциального члена с весьма материалистическим складом ума привели на его первое собрание АА. Первый из выступавших говорил главным образом о своем пьянстве. Было похоже, что новичка это впечатлило. Однако оба следующих оратора (а может, лектора) говорили на тему «Бог, как я его понимаю». Это тоже могло бы сработать, но определенно не сработало. Проблема заключалась в их подходе – в том, как они преподносили свой опыт. Они прямо-таки источали высокомерие. Последний из выступавших слишком уж увлекся, разглагольствуя о своих личных религиозных убеждениях. Оба они с безукоризненной точностью повторяли мои ошибки прошлых лет. Во всем, что они говорили, сквозила одна и та же идея, пусть и не выраженная словами: «Друзья, слушайте нас. Именно мы представляем вам единственное истинное направление в АА, и лучше бы вам принять его!»

Новичок сказал, что с него хватит – и он действительно выслушал достаточно. Его наставник возразил и попытался объяснить, что это – не настоящее АА. Но было слишком поздно – после этого никто уже не смог достучаться до того новичка. Кроме того, у него появилось первоклассное оправдание для очередного запоя. Последнее, что о нем слышали, было то, что он, похоже, преждевременно станет клиентом похоронного бюро.

К счастью, столь грубая напористость во имя духовности сегодня встречается нечасто. И даже из такого редкого печального эпизода можно извлечь пользу. Мы можем спросить себя: возможно, мы более подвержены приступам духовной гордыни, чем нам казалось – пусть и в менее явной, но все же разрушительной форме. Я уверен, что, если постоянно работать над этим, никакой другой вид самоанализа не был бы более полезным. Не было бы более надежного средства для расширения наших контактов друг с другом и с Богом.

Много лет назад один так называемый неверующий заставил меня очень четко это осознать. Он был доктором медицины и притом превосходным специалистом. Я познакомился с ним и его женой Мэри в доме некоего друга в одном городе на Среднем Западе. То была чисто светская вечеринка. Я говорил исключительно о нашем Содружестве алкоголиков и завладел практически всем разговором. Тем не менее, доктор и его дама, похоже, искренне заинтересовались, и он задавал мне много вопросов. Однако один из этих вопросов вызвал у меня подозрение, что этот человек – агностик, а может, и атеист.

Это сразу же подхлестнуло меня, и я вознамерился обратить его в свою веру прямо здесь и сейчас. С чрезвычайно серьезным видом я, по сути, хвастался тем захватывающим духовным опытом, который пережил годом раньше. Доктор в мягкой форме выразил сомнение – а не был ли тот опыт чем-то иным, нежели я полагал? Это сильно меня задело, и я попросту начал грубить. Особого повода для этого не было – доктор оставался неизменно вежливым, добродушным и вел себя даже почтительно. Без тени зависти он заявил, что часто испытывает желание тоже обрести твердую веру. Однако было ясно, что я ни в чем его не убедил.

Три года спустя я вновь посетил своего приятеля на Среднем Западе. Его зашла навестить Мэри, жена того самого доктора, и я узнал, что ее муж умер неделей раньше. Очень разволновавшись, она начала о нем рассказывать. Он происходил из известной бостонской семьи, получил образование в Гарварде. Блестящий студент, он мог бы стать знаменитым в своей профессии. Он мог бы иметь обширную практику и вести светскую жизнь в кругу старых друзей. Но вместо этого он настоял на том, чтобы стать врачом на предприятии в терзаемом внутренними распрями промышленном городке. Когда Мэри порой спрашивала его, почему бы им не вернуться в Бостон, он брал ее за руку и отвечал: «Может, ты и права, но я не могу заставить себя уехать. Думаю, ребята из моей фирмы действительно нуждаются во мне».

Затем Мэри вспомнила, что никогда не слышала, чтобы ее муж всерьез на что-либо жаловался или кого-либо резко критиковал. Хотя выглядел доктор совершенно здоровым, последние пять лет своей жизни он стал менее энергичным. Когда Мэри пыталась вытащить его куда-нибудь по вечерам или заставить вовремя появляться в офисе, он всегда находил правдоподобную вежливую отговорку. И только когда он в последний раз внезапно занемог, она узнала, что все это время он страдал болезнью сердца, от которой мог умереть в любой момент. Никто и не подозревал об этом, кроме одного-единственного врача из его же персонала. Когда же она стала упрекать мужа по этому поводу, он просто сказал ей: «Понимаешь, я не видел смысла заставлять людей за меня волноваться – и особенно тебя, дорогая».

Это была история человека огромных духовных достоинств. Признаки были налицо: юмор и терпеливость, мягкость и мужество, смирение и самоотверженность, бескорыстие и любовь – качества, которых я сам, возможно, никогда не смогу проявлять. И этого человека я когда-то журил и поучал! Вот каков был «неверующий», которого я позволил себе наставлять на путь истинный!

Мэри поведала нам его историю более двадцати лет назад. И тогда до меня впервые дошло, насколько мертвой может быть вера, если она не подкреплена ответственностью. Доктор непоколебимо верил в свои идеалы, но вместе с тем на практике демонстрировал смирение, мудрость и ответственность – великолепное подтверждение своей веры.

Мое собственное духовное пробуждение дало мне веру, ставшую неотъемлемой частью меня – истинный дар. Однако я не был ни смиренным, ни мудрым. Кичась своей верой, я забывал о своих же идеалах. Их место занимали гордыня и безответственность. Выключая тем самым свет самому себе, я мало что мог дать своим собратьям-алкоголикам. Поэтому моя вера для них была мертва. Наконец-то я понял, почему многие из них уходили – и иногда навсегда.

Следовательно, вера – не просто наш величайший дар; делиться ею с другими – вот в чем наша величайшая ответственность. Так пусть же члены АА непрестанно стремятся к той мудрости и той готовности, с помощью которых мы можем оправдать безграничное доверие, вложенное нам в руки дарителем всех самых совершенных даров.