Доктор Боб и Славные ветераны (038)

По мере того, как с годами увеличивалось число алкоголиков, принимаемых на лечение, помещения для их размещения также увеличивались до восьмиместных отделений. На одном конце была маленькая комната для отдыха и кухня, оборудованные удобными креслами, диваном и кофе–баром. Коридор служил большой комнатой отдыха и холлом, где поручители могли навещать пациентов.

Эти посещения превратились в продолжительные дискуссии АА–евцев с пациентами, с 12 часов дня до десяти вечера. Один из АА–евцев, который активно работал в госпитале Св. Томаса в 1940–ые годы, говорил, что туда приходило, в среднем, не менее 15 посетителей в день. Таким образом, за период в пять дней новый участник встречался с 60, или даже со 100 посетителями, и по крайней мере несколько человек из них попадали в точку и имели успех.

Пациентам разрешалось встречаться только с посетителями из АА, и пациенты не помещались в госпиталь повторно. Такая практика исключила для новичков проблему печального опыта тех, кто пробовал участвовать в программе, но потерпел неудачу. Были также другие преимущества для пациентов–алкоголиков – медицинские обследования, регулярная диета и регулярный сон, а также доктора по вызову в чрезвычайных ситуациях.

«Мы поняли на собственном опыте, что программа терпит неудачу в тех госпиталях, где много повторно госпитализированных пациентов, – говорила сестра Игнатия. – Это создает атмосферу пессимизма и безнадежности».

Однако, впоследствии эта ситуация изменилась. Один ветеран в районе Акрона говорил в 1977 году: «Раньше вы могли попасть в АА–отделение только один раз. Теперь можно один раз в неделю. В те дни, если сестра заметит вас с газетой, это был ваш… в общем, она выходила из себя. И если вы жаловались, что вам нечего читать, она вам говорила, что вы пришли сюда не для того, чтобы читать, вы пришли сюда для того, чтобы поправиться».

Джо П. из Акрона, который был товарищем доктора Боба и Дартмутским питомцем, рассказывал, что обычный образ мыслей местных АА–евцев в начале 1940–х годов был схожим: если у вас что‑то не так, то именно об этом вы и должны говорить; как правило, речь не шла о спорте или политике.

«У нас была группа из девяти человек, которые ходили в госпиталь каждый день, – рассказывал Джо. – Во–первых, мы считали, что находящиеся там уже достигли своего дна, и сами должны приложить все усилия, чтобы выздоравливать. Во–вторых, они должны быть благодарен тем людям, которые нашли время посетить их, и, по крайней мере, уделить им достаточно внимания.

Доктор Боб считал, что если вы относитесь к этому серьезно, вы сделаете все возможное, чтобы воспользоваться всеми предоставленными возможностями, – говорил Джо. – И он выходил из себя, если вы этого не делали. Я думаю, что это было именно его решение принимать пациентов только один раз в отделение АА. Недавно я столкнулся с парнем, которого я помещал в госпиталь восемь раз, и он снова оказался в том же состоянии, что и был».

«Сегодня все по–другому, – согласился Дэн К., другой АА–евец из Акрона. – Когда я был пациентом в госпитале Св. Томаса, я увидел плачущего мужчину.

– Из‑за чего он плачет? – спросил я сестру.

– Он плачет из‑за Франклина, – ответила она.

– Какого Франклина?

– Франклина Рузвельта.

Президент умер, а я об этом не знал! Они все же принесли нам газету Plain Dealer  в день инаугурации Гарри Трумана, поэтому мы смогли узнать главные новости.

Доктор Боб давал основные разъяснения в госпитале – о том, что такое АА, – говорил Дэн. – Он всегда подчеркивал принципы: “Тише едешь, дальше будешь” и “Первым делом – главное”. Мы называли отделение основной тренировочной базой Анонимных Алкоголиков.

Боб говорил, что существует сложный путь и простой путь. Сложный путь заключался в том, чтобы просто посещать собрания. А за пять дней в госпитале Св. Томаса вы услышите так много разговоров, сколько вы смогли бы услышать за шесть месяцев вне его.

Люди приезжали в Св. Томас отовсюду, – рассказывал Дэн. – Однажды у них была выставка с картой мира. На ней были указаны красные линии, идущие из разных стран к Св. Томасу. “Вы имеете в виду, что они привозили алкоголиков сюда со всего мира? – спросила одна женщина. – Я думаю, что у нас их достаточно здесь, в Акроне. Нам не нужно еще больше”».

Тем не менее они по–прежнему рассказывают историю о парне, которого доставили «для лечения» на частном самолете. «Пожалуйста, помолитесь за меня», – умолял он сестру Игнатию.

«Я обязательно помолюсь, – сказала она. – Но вы также молитесь за себя. Больше всего Господу хотелось бы услышать голос блудного сына».

В последующие годы отделение АА было соединено проходом с галереей часовни, которую пациенты могли посещать в любое время в больничной одежде. «Что может быть более продуктивно для восстановления личности духовно, умственно и морально, чем пять или семь дней, проведенных в месте, где преобладает духовная атмосфера?» – говорила сестра Игнатия.

Она, естественно, уделяла духовному больше внимания, чем многие другие. Однако, она считала, что доктор Боб разделяет ее взгляды в этом вопросе. «Была, тем не менее, одна вещь, которая всегда раздражала доктора, – говорила она. – Некоторые люди, находившиеся в программе довольно долго, подходили к нему и говорили: “Я не понимаю духовную сторону программы”. Я слушала, как он отвечал каждый раз: “У программы нет духовной стороны. Вся программа духовна”.

Мне казалось, что все эти люди убежали от Бога, – рассказывала сестра Игнатия. –Я говорила им: “Мы все божьи дети. Он любит нас, иначе нас здесь не было бы. И сейчас, если мы начнем с того места, где мы находимся сейчас, и начнем преклонять колени, вместо того, чтобы размахивать локтями, и попросим Его о помощи…”»

Хотя сестра Игнатия всегда подчеркивала важность молитвы, она знала, как донести свою точку зрения до разных людей. Например, история Мориса, еврея, чьим спонсором был ирландский полицейский. Морис чувствовал себя немного не в своей тарелке в Св. Томасе. Как вспоминал об этом один АА–евец в Акроне: «Когда все остальные пошли в часовню молиться, сестра Игнатия вошла к нему и сказала: “Морис, а почему бы тебе не встать на колени рядом с кроватью и не помолиться Богу так, как ты  Его понимаешь?” После этого и Морис, и его жена стали считать ее святой».

Несмотря на то, что сестра Игнатия была хрупкой и в течение довольно продолжительных периодов испытывала физическую боль, чувство юмора никогда ее не покидало. Как‑то раз один из ее бывших пациентов зашел, чтобы сказать ей: «Сестра, сегодня десятая годовщина моей трезвости».

«Это прекрасно, – ответила она, – но не забудьте, что если вам когда‑нибудь понадобятся наши услуги снова, у нас еще остались пижамы вашего размера».

Сестра Игнатия давала каждому пациенту при выписке медальон Пресвятого сердца, который она просила вернуть ей перед тем, как поднять первую рюмку. Иногда она также дарила пациенту медальон с изображением Святого Христофора, но предупреждала, чтобы он не ездил слишком быстро. «Он теряет силу после 50 миль в час», – предостерегала она.

Сестра Игнатия вспоминала доктора Боба как человека, представлявшего «саму сущность профессионального достоинства. У него было великолепное чувство юмора и исключительный словарный запас. Одной короткой фразой с юмором, или хлестким выражением, он привносил в разговор ощущение законченности, которое не оставляло место для критики или обсуждения. У него не было времени на пустые разговоры, и он всегда старался сделать понятной свою точку зрения настолько коротко, насколько это было возможно.

Доктор Боб всегда лично интересовался всем, что происходило в отделении, – вспоминала сестра Игнатия. – Он безвозмездно посещал пациентов ежедневно, до тех пор пока его здоровье не ухудшилось.

Он осматривал большинство пациентов сам, в первые дни, либо перед поступлением, либо сразу после поступления в госпиталь. После своих утренних обходов он иногда говорил мне: “Сестра, этот проказник там, наверху, не хочет участвовать в программе”. Тогда я рассказывала ему патетическую историю о жене этого человека, о его маленькой семье, и о том, что он рискует лишиться работы, если он не исправится. Доктор качал головой и говорил: “Сестра, он просто еще не готов”. И доктор всегда оказывался прав.