Лоза Истинная. (021)

Как-то, когда я уже закончила второй курс, после очередного скандала дома, я собрала вещи и ушла в институтское общежитие. Там я пропьянствовала целых две недели, и тогда меня, пьяную, впервые забрала милиция. 

Напиваясь, я часто попадала в какие-то чудовищные приключения с мужчинами… 

После чего на следующий день ненавидела себя лютой ненавистью, стыдилась. Мне было страшно вспомнить, что произошло накануне, хотелось скорее опохмелиться, чтобы прийти в себя и забыть о вчерашних похождениях. 

Так начинался каждый новый день. 

Меня исключили из института за неуспеваемость, постоянные пропуски занятий и аморальное поведение. Жила я тогда по большей части в общежитии. 

Нужны были деньги, и я решила заняться бизнесом. Как ни странно, в первое время это удачно получалось, и я неплохо зарабатывала. Ради денег даже на какое-то время стала меньше пить. Я решила вернуться в институт, с трудом там восстановилась, но очень скоро опять забросила учебу. Снова начала пьянствовать, ходить по ночным клубам, знакомилась и спала с разными мужчинами. Все они были намного старше меня. Сверстники меня никогда не интересовали. 

Но все эти годы чувство вины и подспудное ощущение нравственной нечистоты не покидали меня. 

У меня появились новые друзья: подружка-наркоманка и приятель по прозвищу Передозняк. Познакомились в клубе. Они предложили понюхать героин. Мне понравилось, и очень. Ощущение было совсем необычное. От алкоголя я никогда такого не испытывала. Все казались добрыми. Было ощущение, что все меня любят, что я всем нужна, полна сил и должна всем помочь. 

Сначала «употребляла» раз в неделю, а пьянствовала постоянно и без удержу. Как-то Передозняк привел меня в квартиру, где был настоящий притон наркоманов. Честно говоря, он был больше похож на свинарник, чем на человеческое жилье. Здесь мне предложили уколоться опием-сырцом. 

Когда на другое утро я проснулась в кошмарном состоянии, мне поднесли шприц: «Будешь?» Я взяла шприц и сама ввела иглу себе в вену. Почуяв, что у меня водятся денежки, наркоманы постоянно меня хвалили и подбадривали. Это была грубая и примитивная лесть, но я верила им и была настолько счастлива от этой «любви», что готова была и душу продать, лишь бы угодить этим людям. 

В это время у меня был богатый любовник, старше меня на двадцать пять лет. Я, пользуясь его добротой и доверчивостью, беспощадно выкачивала из него деньги, на которые покупала наркотики. 

Когда он меня бросил, я практически поселилась в притоне. К тому моменту я уже почти год принимала наркотики и, по большому счету, не знала, как жить, да и жить-то не очень хотелось. Я просыпалась с сознанием ужасной реальности: начался новый, непредсказуемый и ненавистный для меня день. 

Многие месяцы прожила я в состоянии абсолютной никчемности. «Твое существование допустимо, но не обязательно», — мучительно вспоминались мне слова пьяного отца, сказанные маме и навсегда врезавшиеся в мое сердце. 

Потом был привод в милицию. Это случилось, когда я вышла от «барыги». Там надо мной надругались милиционеры. Они угрожали, что если я не соглашусь, они отправят меня в тюрьму… Вспомнив этот эпизод, Катя как будто поперхнулась и замолчала, не в силах продолжать, а потом расплакалась, как маленький жестоко обиженный ребенок. 

Отец Павел видел много людского горя, но, пожалуй, никогда – ни прежде, ни после – не слышал, чтобы человек так отчаянно рыдал, так горько и безнадежно. Он смотрел на нее с глубоким состраданием: 

– Спасибо, что вы так откровенны и безжалостны к себе. Я понимаю, как вам больно. Если вам тяжело, можно прервать наш разговор.

 — Нет, лучше я доскажу все до конца. Осталось немного. …