В книге «Анонимные Алкоголики» сказано: «Страх – это зло, он разъедает душу, как ржавчина. Все наше существование пронизано страхом». Несомненно, страх – преграда для благоразумия и любви, и, конечно же, он неизменно подпитывает гнев, тщеславие и агрессию. Он лежит в основе плаксивого чувства вины и парализующей депрессии. Президент Рузвельт однажды сделал важное замечание: «Нам нечего бояться, кроме самого страха».
Это – суровое обвинение, которое, возможно, носит слишком обобщающий характер. Несмотря на всю обычную разрушительность страха, мы обнаружили, что он может послужить отправной точкой для чего-то более хорошего. Он может стать “мостиком”, ведущим к осторожности и подобающему уважению по отношению к другим. Страх может направить на путь ненависти, но также и на путь справедливости. И чем больше в нас уважения и справедливости, тем больше мы начинаем находить любви – возможно, связанной с большими страданиями, но все же отдаваемой безвозмездно. Так что страх не всегда разрушителен, ведь уроки, извлеченные из его последствий, могут вести нас к позитивным ценностям.
Достижение свободы от страха – дело всей жизни, которое нельзя завершить до конца. Сталкиваясь с жестоким нападением, серьезной болезнью или же иными обстоятельствами, представляющими большую опасность, все мы реагируем на них – хорошо или плохо, смотря по ситуации. Лишь тщеславные люди заявляют о своей совершенной свободе от страха, хотя сама их претенциозность, на деле, коренится именно в страхах, о которых они на время забыли.
Следовательно, проблема избавления от страха имеет два аспекта. Нам необходимо стремиться к максимально возможной для нас свободе от него. Далее, нам нужно будет обрести мужество и благодать, чтобы конструктивно разобраться с оставшимися страхами. Попытка понять собственные и чужие страхи – это только первый шаг. Встает вопрос более сложный: как и куда нам двигаться дальше?
С момента возникновения АА я был свидетелем того, как тысячи моих товарищей все более успешно разбирались в своих страхах и перерастали их. Пример этих людей – неисчерпаемый источник помощи и воодушевления. Возможно уместно будет поделиться кое-каким моим опытом в плане страха и его уменьшения до обнадеживающей степени.
В детстве я пережил некоторые достаточно тяжелые эмоциональные потрясения. Глубокий разлад в семье, собственная физическая нескладность и тому подобное. Разумеется, другие дети тоже испытывают такие эмоциональные трудности и выходят из них невредимыми. Но у меня было не так. Очевидно, я был чрезмерно чувствительным и потому чрезмерно пугливым. Как бы то ни было, у меня развилась настоящая фобия: мне казалось, что я не такой, как другие подростки, и никогда не стану таким, как они. Поначалу это ввергло меня в депрессию, а затем изолировало от людей.
Однако эти детские горести, порожденные страхом, стали настолько непереносимыми, что я превратился в очень агрессивную личность. Думая, что я никогда не «впишусь», и, поклявшись никогда не смиряться с положением «второсортного», я считал, что мне просто необходимо доминировать во всем, чем бы я ни занимался – будь то работа или игра. Когда эта привлекательная формула хорошей жизни начинала приносить мне успех (в моем тогдашнем понимании этого слова), я становился безумно счастливым. Но когда время от времени какая-нибудь моя затея все же проваливалась, меня переполняла обида, и я впадал в депрессию, излечиться от которой можно было лишь очередным триумфом. Поэтому я очень рано начал оценивать все исключительно в категориях победы или поражения – все или ничего. Я знал только один способ удовлетворения – побеждать.
Это было моим ложным противоядием от страха и той самой моделью поведения, все более укоренявшейся, которая преследовала меня на протяжении школьных лет, Первой мировой войны, моей лихорадочной алкогольной карьеры на Уолл-Стрит, и так все дальше вниз, вплоть до последнего часа моего полного краха. К тому времени невзгоды уже не оказывали на меня стимулирующего действия, и я не зал, чего боюсь больше – жить или умереть.
Мой основной вид страха очень распространен; но, разумеется, есть и много других. На самом деле проявления страха и связанные с их пробуждением проблемы так многочисленны и сложны, что в этой короткой статье невозможно подробно описать хотя бы некоторые из них. Можно лишь рассмотреть те духовные ресурсы и принципы, с помощью которых мы могли бы обрести способность смотреть в лицо любым разновидностям страха и разбираться с ними.
В моем конкретном случае краеугольный камень свободы от страха – вера. Та вера, благодаря которой я, невзирая на всю суетную видимость обратного, верю, что живу во Вселенной, исполненной смысла. Для меня это означает веру в Создателя, являющего собой абсолютную силу, справедливость и любовь; в Бога, который предназначил для меня цель, смысл и участь развиваться, пусть понемногу и с остановками, приближаясь к Его образу и подобию. До появления у меня веры я жил, словно пришелец в космосе, который слишком часто казался враждебным и жестоким. В нем для меня не могло быть внутренней безопасности.
У доктора Карла Юнга, одного из трех основателей современного психоанализа, имелось глубокое убеждение относительно этой великой дилеммы сегодняшнего мира. Перефразируя, вот что он говорил по этому поводу: «Любой человек, который дожил до сорока лет, но так и не нашел пути постижения того, кто он есть, где находится и куда направляется, неизбежно становится в той или иной степени неврастеником. И это не зависит от того, удовлетворена ли его юношеская жажда секса, материальных благ и достойного места в обществе». Доктор выразился мягко – «становится неврастеником», но мог бы сказать и «становится одержимым страхом».
Вот почему мы, члены АА, так подчеркиваем необходимость верить в некую Высшую Силу, как бы мы ее для себя ни определяли. Нам нужно обрести жизнь в мире благодати и духовности, а для большинства из нас это, конечно, новое измерение. Удивительно, но поиски этой сферы существования оказываются для нас не слишком трудными. Наш сознательный вход в нее обычно начинается сразу же, как только мы искренне признаем себя бессильными идти дальше в одиночку и обратимся к любому Богу, который, по нашему мнению, существует – или может существовать. В результате мы получаем дар веры и осознание некой Высшей Силы. По мере роста нашей веры растет и наша внутренняя защищенность. Огромный глубинный страх перед небытием начинает ослабевать. Таким образом, выясняется, что главное противоядие от страха для нас – духовное пробуждение.
Так уж случилось, что у меня духовное познание было внезапным, подобно удару тока, и абсолютно убедительным. Я моментально стал частью – пусть всего лишь крошечной, некой вселенной, управляемой справедливостью и любовью в Божьем лице. И это было истиной независимо от того, какими были последствия своеволия и невежества с моей стороны или со стороны моих спутников в земной жизни. Вот какую новую четкую уверенность я обрел, и она никогда меня не покидала. Мне дано было узнать, хотя бы на время, что такое отсутствие страха. Естественно, дарованная мне вера, по сути, не отличается от того духовного пробуждения, которое с тех пор познало неисчислимое количество членов АА – просто у меня это произошло более неожиданно. Но даже эта новая система координат, при всей ее решающей важности, лишь ознаменовала мое вступление на длинную дорогу, ведущую прочь от страха по направлению к любви. Старые, глубоко врезавшиеся следы беспокойства не стерлись моментально и навсегда. Конечно, они возникали вновь и порой вызывали тревогу.
Неудивительно, что после получения такого яркого духовного опыта начальный этап моей жизни в АА отличался изрядной долей гордыни и властолюбия. Мне все еще были очень свойственны жажда обладать влиянием на людей, получать их одобрение, желание быть тем самым лидером. И, что еще лучше, теперь такое поведение можно было оправдывать все во имя добрых дел!
К счастью, за этим периодом моей довольно-таки явной напыщенности, продлившимся несколько лет, последовала полоса неприятностей. Мои притязания на одобрение, которые, очевидно, основывались на страхе его недополучить, начали натыкаться на точно такие же черты в поведении моих товарищей по АА. Поэтому мы были целиком поглощены одним занятием: они спасали Содружество от меня, а я спасал его от них. Само собой, все это выливалось в гнев, подозрения и разнообразные пугающие происшествия. В эту знаменательную и теперь уже кажущуюся довольно забавной эпоху нашей деятельности чуть ли не каждый из нас вновь и вновь начинал изображать из себя Бога. В течение нескольких лет люди, формирующие АА, не знали удержу. Однако из-за этой угрожающей ситуации и были разработаны Двенадцать Шагов и Двенадцать Традиций АА. Это были, главным образом, принципы, призванные уменьшить наше эго, а значит, и наши страхи. Те самые принципы, которые, как мы надеялись, будут обеспечивать наше единство и все возрастающую любовь друг к другу и к Богу.
Постепенно мы начали обретать способность принимать не только добродетели своих собратьев, но и их грехи. Именно в этот период у нас появилось очень действенное и значимое выражение: «Давайте всегда любить в других самое хорошее и никогда не бояться в них самого плохого». Через десяток лет стараний внедрить в жизнь Содружества этот вид любви, а также усмиряющие эго инструменты Шагов и Традиций АА, ужасные опасения за выживание АА просто исчезли.
Применение Двенадцати Шагов и Двенадцати Традиции АА в нашей собственной жизни также принесло невероятное освобождение от всевозможных страхов, несмотря на широкую распространенность громадных личных проблем. Если же страх сохранялся, то мы его распознавали и, милостью Божьей, обретали способность с ним справляться. Мы начали рассматривать каждую неприятность как данную Богом возможность развить в себе то мужество, что рождается не из бравады, а из смирения. Так мы научились принимать себя, обстоятельства своей жизни и своих собратьев. Милостью Божьей, мы даже обнаружили, что можем умереть благочинно, с достоинством и верой, зная, что «дела творит Отец».
Сейчас мы, члены АА, живем в мире, которому присущи такие разрушительные страхи, каких в истории человечества еще не бывало. Но, тем не менее, в нем мы видим огромные области веры и колоссальное стремление к справедливости и братству. И все же ни один пророк не осмелится предсказать развязку для нашего мира – будет ли это полнейшая гибель или же, по замыслу Божьему, начало самой блестящей эры изо всех доселе известных человечеству. Уверен, мы, члены Содружества, хорошо понимаем всю эту картину. Каждый из нас в своей жизни уже переживал точно такое же состояние пугающей неопределенности, пусть и куда в меньших масштабах. Мы безо всякой гордыни можем сказать, что не боимся исхода мира, каким бы он ни оказался. Причина в том, что мы обрели способность глубоко прочувствовать и сказать: «Да не убоимся мы зла – да исполнится воля Твоя, не наша!»
Следующая история, хоть и часто рассказываемая, заслуживает повторения. В день, когда на нашу страну обрушилась ошеломительная катастрофа Перл-Харбора, друг АА, одна из величайших духовных фигур, которые когда-либо будут нам известны, шел по улице города Сент-Луис. Конечно, это был всеми нами любимый отец Эдвард Даулинг из ордена иезуитов. Хоть сам и не алкоголик, он был одним из основателей и главных вдохновителей борющейся за существование Гуппы АА в своем городе. Так как многие из его обычно трезвых друзей уже взялись за бутылку, чтобы залить мысли о трагедии в Перл-Харборе, отец Эд, понятное дело, мучился опасениями, что дорогая его сердцу группа вряд ли удовольствуется этим. По его мнению, одно уже это стало бы само по себе наисерьезнейшей катастрофой.
Тут к нему приблизился некий член АА со стажем трезвости менее года и завязал с ним оживленную беседу, в основном об АА. К своему облегчению, отец Эд видел, что его спутник абсолютно трезв. При этом он ни словом не обмолвился о произошедшем в Перл-Харборе.
В радостном недоумении отец Эд поинтересовался: «Как же так? Неужели вам нечего сказать по поводу Перл-Харбора? Как вы справляетесь с таким ударом?» – «Знаете, – ответил ему тот парень, – мне прямо удивительно, что вам это непонятно. Каждый из нас, членов АА, уже пережил свой личный Перл-Харбор. Так скажите же мне, с чего это мы, алкоголики, должны сломаться именно из-за этого несчастья?»