Здравствуйте, меня зовут Никита. СТИХ 3-й

Здравствуйте, меня зовут Никита, я алкоголик.

Молитву лучше начать с того, чтобы пасть на колени. Не обязательно в физическом смысле – я думаю, хватит умалиться в уме. Так же и тот, кто впервые пришел на собрание Анонимных Алкоголиков, говорит: “Здравствуйте. Я, имярек, алкоголик”.

Настоящая трудность заключается в том, чтобы произнести это вслух. Осмыслить легче, хотя на это и уходит больше времени.

Как это и полагается в АА, я говорю только о себе. В том смысле, что кто я такой, чтобы еще кого-то учить? Никто. Вот поэтому-то я и говорю только о своем собственном опыте. И вот, что в нем странно: я положил, как меня учили, в основу своей жизни посылку о величии человека – и это привело меня к краху. Однако, едва я утвердился в понимании своего ничтожества, как вдруг выясни­лось, что это довольно прочный фундамент, на котором уже можно строить что-то похожее на человеческое достоинство.

Давно сказано, что человек “зачат в грехе и рожден в мерзости, и путь его от пеленки зловонной до смердящего савана”. И только стоя на этом, оказывается, можно говорить с Богом на “ты”. Нас учили, что “человек – это звучит гордо”. Почему обязательно гордо? Это когда как звучит, смотря что за человек и в каком он виде. И перед кем ему, собственно, гордиться? Это нелепость.

Я оказался способен учиться только на собственных ошибках. Я пошел своим путем и обрел свой опыт. Я довольно дорого за него заплатил, хотя многие заплатили дороже. Это позволяет мне надеяться, что я не буду слишком назойлив, если немного о нем расскажу. Мой опыт никого не предостережет от тех же заблуждений, но, может быть, он кого-нибудь поддержит в трудную минуту того обратного пути, которым и я нынче пячусь к истине задом.

Обрести смирение – в конечном итоге означает встать, разогнуться. Но, прежде чем выпрямиться, мне понадобилось, чтобы меня сначала согнуло в дугу. Мне повезло в том смысле, что мне легче указать моей гордыне на ее место. Достаточно вспомнить, как я лежу под капельницей, намертво привязанный к кровати жгутом в какой-то клинике в США, куда меня пригласили на конференцию с докладом. Она давно идет, а я долго не могу понять, почему сквозь стекло палаты-аквариума меня, пыта­ющегося червяком выпростаться из вязок, бесстрастно рас­сматривает какой-то негр, и я даже не помню, кто и как увозил меня из гостиницы. Вот и все, и насчет того человека, который звучит гордо, у меня вопросов больше нет. У меня много чего такого есть вспомнить отрезвляющего.

Сам по себе запой, если допустить к тому же, что алкоголизм – это болезнь, а с медицинской точки зрения это, наверное, так, не такое уж тяжкое преступление. Масса есть поступков ниже и гаже, но чаще всего падение остается не очень заметным даже для окружающих, не говоря уж о самом низко павшем. А в случае с алкоголиком оно всегда наглядно. Если бы о нем было известно только моей совести, я бы заглушил ее голос водкой, что я чаще всего и делал. Но мое падение всегда было явным для всех. И мне некуда было бежать. Надо было вставать и доказывать, что, мол, я не так уж плох и безнадежен.

И я доказывал, пока не возносился и, забыв о том, кто я на самом деле, не срывался вниз. Вставай, вставай, скотина! Так я вставал и падал, падал и вставал, пока не догадался, что Бог создал меня, наверное, все же не затем, чтобы я иллюстрировал этакого “ваньку- встаньку”, а для того, чтобы я научился ходить без помочей.

Это трудновато для взрослого человека. Но в этом и заключается усилие, которое отличает “Вставай, скотина” от “Встань и иди!”… Иди и не гордись, поскольку не перед кем и нечем гордиться. Иди и помни, что каждый шаг может стать последним, – упасть слишком даже легко, – и только так следующий шаг будет легок и безбоязнен.

Что-то есть влекущее в нижней бездне, в грязи, а уж в грехе тем более. Не жалость ли к себе, которая слаще водки в этом коктейле? С тех пор, как я трезв, я больше не испытываю жалости к себе – но я ведь как будто и не падаю, к чему же она? В мутном отражении пьяной лужи нет доказательств моего человеческого про­исхождения.

Может быть, Бог для того и создал модель человека-алкоголика, чтобы явить ему и через него наглядно, с одной стороны, что такое человеческое падение, а, с другой стороны, что нет такого падения, после которого не было бы грехом остаться лежать в грязи.

Спасибо, что вы меня выслушали.