Город Выздоровления. Кис Д. Часть 3.

Кис Д., трезвый с 11 мая 1976 года

Запись этого выступления сделана в городе Лафлин, штат Невада, 22 мая 1999 года (продолжение).

Пришлось встать. Мы залезли в наш старенький универсал Форд. Она отвезла меня к какой-то церкви. В машину набилась вся семья: мы с ней, дочь, собака, кот… Наш “задрипанный” универсал мерзкого горчичного цвета в раскорячку дотащился до церкви, возле которой висел плакат “Собрание АА здесь!“. И я помню, как подумал: “Ну, вот я и докатился до дна…”

Вот он – снобизм из канавы. Я сижу в этом коричневом драндулете, горчично-дерьмового цвета – их выпускали всего один год!., распродавали по дешевке!.. И я не хочу, чтоб меня кто-то заметил. Мой дом покрашен в четыре разных цвета, две давно умершие ржавые машины стоят перед домом, все дверные косяки в доме словно взорваны, разобранный мотоцикл валяется на крыльце, а я сижу в машине возле собрания АА и боюсь, что кто-нибудь увидит, как я иду просить помощи! У меня все под контролем. Я вот-вот сам разрешу все свои проблемы.

Моя жена почувствовала, что я в сомнениях, сунула мне нож под нос и спросила: “Во сколько заканчивается собрание?” Я ответил: “По-моему, в 10”. Она сказала: “Значит так, дружок, если твоя харя появится в дверях до 10, я тебя распотрошу”.

Я пошел на это собрание АА, сидел там, смотрел вокруг, пересчитал все панели и лампы на потолке, волосы в ушах и на затылках тех, кто сидел вокруг меня… Помню, как я подумал, что когда состарюсь, то у меня тоже будут расти волосы в ушах. Я пересчитал все, что можно было найти в этой комнате. Я не нашел ничего общего с этими людьми. Лично я бы не сел бухать ни с одним из них и тем более не стал бы продавать им наркоту. Я продолжал поглядывать на стеклянную дверь, но жена сидела в машине прямо у выхода. Так что мне пришлось остаться в этой комнате до конца собрания. Я стал ходить на одно собрание в неделю. Потом я приходил домой и валялся на диване. Так и продолжалось: наступал понедельник, мы выходили из дома, садились в коричневый тарантас и ехали на собрание. Я тупо отсиживал там, пока она ждала меня в машине, а потом мы возвращались домой. Я не слушал, что там говорят и ничего ни у кого не спрашивал. Уверен, что люди смотрели на меня и видели мое явное отсутствие готовности. А с моей женой они уж точно не хотели связываться! Самое грустное, что рядом проходило собрание Ал-Анона… Но она считала, что у нее все в порядке.

Четыре месяца я посещал собрания раз в неделю и больше ничего не делал. Я не пил и не пользовал наркоту. Но это был самый паршивый период в моей жизни. А моя жена говорила, что это было самое лучшее время за многие годы. И все-таки удивительно, что если не пьешь, то у окружающих меняется отношение к тебе… Я вновь завоевал ее доверие и мои судебные дела разрешились самым лучшим образом.

Однажды она спросила, не хочу ли я сам съездить на собрание. Я поехал один, сразу уволился из Анонимных Алкоголиков и моментально напился. Моя жизнь тут же изменилась Уверяю вас, что она становится только хуже. Я помню, кал один старый козел сказал на собрании: “Мы не гарантируем вам, что вы больше никогда не выпьете. Но мы гарантируем, что вы больше никогда не получите от этого удовольствия”. Помню, как я его возненавидел… Я даже приехал как-то раз пьяным туда, где проходило собрание, и ждал, когда он выйдет, чтобы задавить его. Но, как позже выяснилось, он тоже постоянно срывался и больше не приходил на это собрание. Я не удивлюсь, если пил после этого где-нибудь вместе с ним и не узнал его.

В течение следующих четырех лет я приходил в АА и снова уходил оттуда. Больше уходил, чем приходил. Я ходил на собрания пьяным. Я ходил на собрания трезвым. Приходил на собрания трезвым, а в перерыве уходил, напивался в потом возвращался на собрание. Однажды очнулся и обнаружил, что я на собрании АА. Испугался. Не помнил, привезли меня туда или я сам добрался. Как-то раз пошел на Алкафон****. В тот день я напился и протрезвел несколько раз, находясь в АА. Я ничего такого не вытворял. Просто напивался и тихонько сидел себе там. Не знаю, может быть, это в называется “контролировать употребление алкоголя”. Но это противное состояние.

И, в конце концов, приходит момент, когда ты просто сдаешься.

Я помню, как сидя на одном из собраний, вдруг стал размышлять о том, что первый раз, когда я попал в неприятности из-за пьянства, это стоило мне 100 долларов, второй раз это обошлось в $200, потом это стоило $500, потом $1000, а последний раз я попал на $5000. И вот после 4 лет пьянства я продолжаю приходить в Анонимные Алкоголики, то попадая в неприятности, то вылезая из них. Неспроста говорят, что волны прошлого последуют за нами сюда. Со мной сюда прикатились большие волны. У меня были сплошные заморочки.

И то же самое можно было сказать про всю мою семью. Моя дочь жила в задней части дома, как раненое животное. Волосы закрывали ее лицо, и она бегала по дому, издавая странные звуки. Она держала все, что было дорого ей в коричневом бумажном пакете. Я помню, как я стоял на кухне и пил виски прямо из бутылки. Вдруг я глянул в конец коридора. Там стояла она – маленькая девятилетняя девочка – и смотрела на меня исподлобья. Она не подбежала и не сказала: “Пап, поиграй со мной”. Она смотрела на меня, а я на нее. Я сделал еще один глоток из бутылки, но не от стыда, что она увидела, чем я занимаюсь. Я давно уже перестал испытывать это чувство. В нашем заболевании есть места, куда можно прийти, и которые находятся далеко за пределами любого стыда. Есть там и мрачная зона, в которой можно жить, и которая находится за пределами даже самой страшной ненависти. И все потому, что у меня на полную катушку включен феномен тяги. Мне было необходимо пить.

А моя дочь просто хотела знать, в каком направлении я двинусь, чтобы она могла побежать в другую сторону. Я знаю, что такое стоять в ванной и, вливая в себя очередную порцию, увидеть в отражении зеркала девчушку, смотрящую на меня через дыру в двери. Эту дыру я когда-то пробил ногой. Наши глаза встречаются, и я отчетливо понимаю, что жидкость, которую я продолжаю пить, обладает мной, а не я ею. У меня больше нет выбора. Я осознаю это даже не на уровне мысли. Я также знаю, что никакая молитва из тех, которые я способен пробормотать, не остановит этого. Нет больше ни надежды, ни веры. Есть только абсолютная, полная безнадежность. Сумасшествие. Безумие!

Я считаю, что алкоголик – это пьяница, у которого есть совесть. Просыпаясь после очередной отключки или будучи полупьяным, я смотрел на себя в зеркало, и не было никаких сомнений, что я не хочу быть тем, кем являюсь! Я не хочу себя так вести! Что-то там, внутри меня, прекрасно знало разницу между “правильно” и “неправильно”. Но я продолжал вливать алкоголь или глотать таблетки… и тогда понимание этой разницы исчезало.

А моя дочь смотрела на меня через отражение в зеркале и она не просила: “Папа, пойдем играть. Папа, пожалуйста, не бей меня и маму”. Она не говорила ничего такого. Она только хотела знать, куда я пойду, чтобы мчаться в противоположном направлении. Я знаю, каково ползать по дому на карачках, когда все внутри кричит: “Мне надо выпить! Неужели вы не понимаете?!” “Мне надо выпить!!!” – единственная мысль, которая сверлит мою голову. Это за пределами любой молитвы, логики или моральных ценностей. Это далеко за пределами Анонимных Алкоголиков, баптизма и вообще всего, через что мне довелось пройти.

И вот я ползаю по комнатам, потому что внутри меня все кричит – кричит громче всего, что я когда-либо слышал: “Мне надо выпить! Дайте мне дозу! Дайте мне что-нибудь!” Снова и снова, и снова. . .Ия бормочу вслух: “Дайте! Дайте! Дайте! Где?! Где это?! Дайте же!!!” Я заползаю в комнату дочери, лезу к ней под кровать и достаю ее обшарпанную копилку.

Крутой мужик – я ворую деньги у своей дочки. Алкогольное эго: я на коленях сортирую центовые, десятицентовые и двадцатипятицентовые монеты. Не понесу же я центовые медяшки барыге или продавцу в ликерке! Я появлюсь, сверкая серебром!

Не знаю, как у вас, но у меня, когда я делаю такие вещи, появляются глаза на затылке. Я склонился на коленях над горстью монет и, оглянувшись, увидел, как моя девятилетняя дочь прячется в кладовке. Она не пошла в школу в тот день, потому что у нее синяк под глазом и разбита губа. И я уверен, что имел к этому отношение. Для нее проще отсидеться в кладовке, чем пойти в школу, потому что, видите ли, если она придет туда в таком виде, то там сообщат куда следует, и папулю заберут. Это не так уж и плохо. Она сможет расслабиться. Но потом меня выпустят. Я вернусь домой. И тогда настанет час расплаты. Потому что, когда ты видишь, как я совершаю эти, вызывающие жалость, непостижимые, деморализующие вещи, то мне необходимо оставить тебе какую-нибудь болезненную память, которая вытеснит твои воспоминания о том, что я делал. Можешь не сомневаться – будет именно так. И ты никогда не знаешь, как это произойдет.

Будучи самым лучшим отцом, которым я мог быть в этот день, я дал ей юркнуть у меня за спиной, не тронув ее. Своей ревностью и завистью мы растаскивали человеческие души, когда пили. И только став трезвыми, мы можем говорить о том, как это влияет на всех нас.

Больше всего на свете я хотел, чтобы моя дочь любила меня. Я много где побывал, много в чем участвовал, и сменил много разных сомнительных компаний… Меня мало чем можно было всколыхнуть. Но мне раздирало душу то, как я относился к своей семье, зная, что поступаю не правильно. Я любил этих людей больше всего на земле. Они – моя семья. Они – моя кровь! От этого не откреститься. И алкоголик прекрасно знаком с этой болью, когда он совершает такие поступки.

**** Алкафон (Alcathon) – обычно в АА устраивают такое подобие марафона во время праздников (например, новогодних), когда многим новичкам трудно справляться с желанием выпить. В клубах АА весь день и всю ночь безостановочно одно за другим проходят собрания.