Не Господь Бог – 108
Эрнест Курц
История Анонимных Алкоголиков
#НеГосподьБог , #АнонимныеАлкоголики
Часть 2
БОЛЕЕ ШИРОКИЙ КОНТЕКСТ АМЕРИКАНСКОЙ ИСТОРИИ
Другая парадоксальная ирония: определение человека Просвещением как автономного, породило ещё одну, более процветающую характеристику современности – ощущение кризиса в отношении человеческой идентичности. Этот парадокс не связан с первым, поскольку параллель с современной тенденцией локализовать высшую реальность, как скрытую внутри, была склонностью демократической эры искать идентичность как нечто отданное извне. Этот поиск идентичности преследовался двумя способами: один, уделял больше внимание тому, что индивид делает или как определяет бытие самого себя; Второй, расширял понятие, что человек определён другими – людьми – так, как его или её рассматривают; Быть человеком – значит формировать своё бытие в соответствии с ожиданиями и откликами других людей.
Пост-просвещённый человек исповедует преданность открытости и фундаментальной веры в возможности изменения. Тем не менее, это кажется меньшим злом в том бездумном релятивизме, который отрицает концепцию сущности, а современные мыслители получают своё понимание смысла жизни человека. Пост-просветительская мысль имеет тенденцию интерпретировать продукты жизнедеятельности как продюсирование их продюсером. «Г-н Карпентер», например, не тот, кто имеет свою точку зрения , работу или общие с кем-то интересы, нет – он плотник, который выбирает развлечения, воспитывает своих детей и даже любит как плотник. Модернисты склонны отмежёвываться от тех, кто думает , что достаточно просто указать на предполагаемый источник своих мыслей: «О да, ну, конечно, он – полицейский, психолог, профессор, собственник» или кто-то ещё.
Далее и как следствие того же релятивизма, человек пост-Просвещения пытается анализировать отношения между людьми как серию переходных ролей , а не как корень любой устойчивой идентичности . «Ты говоришь сейчас как мой друг или мой биржевой маклер?», «Он был моим доктором, теперь он мой друг», мало что говорит о том, кто он такой.
Отсутствие такого якоря, как личность, даже метафора роста – что подразумевает цель – было преодолено текущей терминологией, а суммарное внимание к внешне определённым этапам и туманному «процессу» практически не привело к разрушению какой-либо концепции Личности. Но, возможно, дети, прошедшие через «Грозные двойки», неизбежно обрекались на муки в своих «Попытках Двадцатых» на пути к «Уловкам-30-х» и «Испытаниям взросления в 40-х», когда их единственной целью было «Обновление».
Роли и процессы, по существу временные и изменчивые, предлагают скудную основу для стабильности и малозначительного самоопределения. Всё более и более современные люди чувствуют, что их человечность сомнительна. По двум очень разным направлениям два классических критических высказывания о человеке в обществе Двадцатого века пытались говорить именно об этом.
Марксистское понимание, хотя и «модерновое», вызвало глубокую критику современности. Марксистская мысль определила значение «быть человеком» в том, что люди делают или производят, таким образом, охватывая чувство современной власти и, следовательно, абсолютной автономии. Но в марксистском вызове капиталистического отделения рабочего от продуктов его труда лежит более глубокий протест: даже если люди «создают» реальность, сами люди никогда не могут стать продуктами, товарами. То, что человек делает, он никогда не может стать тем, кем является сам.
Взаимоотношения между бытием и деятельностью также использовали изобретательные философы- экзистенциалисты, и их исследование понимания модерновости способствовало более глубокой дизъюнкции. Для мыслителей, таких как Жан-Поль Сартр и особенно Мартин Хайдеггер, истина человеческого существования как бытия в мире была потеряна. Декартово cogito с этим бесполезным стремлением к абсолютной объективности было последним клином, который расколол человека и его мир безоговорочно. Эти философы и их гибридное потомство, неудовлетворенное дальнейшей ролью в качестве конечной, пытались утолить жажду идентичности человека, направляя единственное внимание на чистое бытие и самость – пытались пользоваться вымученным языком, который современный век навязал для них самих в усилиях противостоять этому же.