Спектакль под названием «Жизнь».

Собственно, сценарий этого спектакля су­ществует уже больше 70 лет. Для того чтобы он был сыгран, нужны необходимые составляющие. Их 12. Они как 12 глав, или 12 действий, кото­рые являются непременным условием того, чтобы спектакль не был отменен, а состоялся. Называется сценарий — «Программа «12 шагов» анонимных алкоголиков». Шаги лаконичны, по­чти тезисны. А вот развивать, писать развернутую главу, или живописать действие спектакля должен сам человек больной алкого­лизмом.

Борис пишет свою книгу «Жизни» уже 17 лет. Не все главы прописаны одинаково ярко, выпук­ло и рельефно. Некоторые пока пропущены. Какие-то переписываются набело. Другие суще­ствуют только в набросках. Но труд этот не прекращается. Книга пишется каждым днем, каждым часом. Она не убирается в ящик стола «до лучших времен». Она правится и корректируется самой жизнью.

Итак, свет в зале гаснет. Занавес поднят. Спектакль начинается. По сути, пропуском, би­летом на этот спектакль является первый шаг. Только сделав его, буквально — пришагав в би­летные кассы, приобретя билет, алкоголик получает возможность участвовать в дальнейшем действе.

Билет исписан с двух сторон, на одной стороне начертано: «Мы признали свое бессилие перед алкоголем», а на обороте: «Признали, что потеряли контроль над своей жизнью». Обе эти надписи составляют первый шаг программы.

Борис как творец своего собственного спек­такля считает, что 1-й шаг — аксиома. Он — констатирующий. Это — просто назвать вещи сво­ими именами, просто посмотреть на себя в зеркало и признать очевидный факт, что зерка­ло нормальное, качественное. И кривое вовсе не зеркало, а физиономия, из него глядящая. Соб­ственно, поговорка про «неча на зеркало пенять, коли рожа крива» здесь очень актуальна. То есть — все. Хорош пенять. Вот это первый шаг. Он принимается без доказательств, потому что доказательством является вся предыдущая жизнь.

И вот тут на белом полотне экрана, натя­нутого на задворках сцены, нам, дорогой читатель (зритель), покажут алкогольную про­пасть, 400 – дневный запой Бориса, который предшествовал помойке с котами.

На экране 91 год. В полной уверенности, что 1-й шаг им сделан, Борис пришел на собрание анонимных алкоголиков (АА). Уже ни подшивки, ни кодировки, которых было бесчисленное мно­жество, ни алкашатник  не помогали. И тут —  эврика — нашел — это мое! Итог — четыре меся­ца трезвости. Конец 91- начало 92 — в стране полный хаос, инфляция, «непонятки» с бизнесом, позади Бориса руины — год пил. Работает как каторжный. Руины потихоньку, вроде, начина­ют восстанавливаться. И, несмотря на невыносимые условия, его друг и компаньон го­ворит: «Боря, так, как ты работаешь, работать нельзя (внизу бегущая строка уведомляет зрите­ля, что друг этот — не алкоголик), ты заездишь и себя, и нас. Давай мы скинем обороты и на пару дней съездим отдохнуть. На берегу чудесного озера есть гостиница, директором которой ра­ботает моя знакомая. Поехали. Там все будет: номер в гостинице, баня, бассейн, девочки, коп­ченый угорь».… Теперь — стенографический ход мыслей в голове Бориса тогда (как в фильме «Сем­надцать мгновений весны» озвучивались мысли Штирлица): «Надо туда поехать, конечно, он прав. (Здесь опять бегущая строка, которая со­общает нам одну немаловажную деталь: день недели на дворе — четверг). Но — как трезвому подойти к женщине? Как угорь без пива? Конеч­но, я не буду пить. НО ЕСЛИ ВДРУГ (обратите внимание на это «если вдруг»).… Конечно, у меня есть программа 12 шагов, я уже сделал 1-й шаг — признал свое бессилие перед алкоголем, и ко­нечно — на 100 граммах я не остановлюсь. Но раз сегодня четверг (друг же, заметьте, говорил о поездке на выходные), мы приедем вечером, то сегодня еще можно выпить с девочками, может быть, еще не пойду вразнос, в пятницу — на пол­ную катушку, в субботу спускаю на тормоза, в воскресенье не пью, в понедельник приду на со­брание АА».… Такая вот подготовительная база. А незадолго до этого пришел на собрание анонимных алкоголиков человек с годом трезво­сти и сказал, что он «сорвался», две недели «бухал». Стыдобище! Людям в глаза невозможно смотреть, всех подвел, на него возлагали трез­вые надежды, а он!!! Эх ты! А тут — глядь, и ничего. «Сорвавшегося» все по плечу похлопыва­ют: ничего, мол, упал, вставай, иди дальше. Уже после этого у Бориса не было защиты, потому что тогда он подумал: значит, можно, ничего страш­ного. И пришла ему в голову «гениальная» мысль: «Да, я бессилен перед алкоголем, да, я не спосо­бен контролировать количество выпитого, но у меня есть программа 12 шагов, и я смогу контро­лировать периодичность и долготу запоев»!!! Сегодня он понимает прекрасно, что Бог ему зво­нил во все колокола и кричал: «Боря, какие девочки-бассейн-угорь!.. Ты едешь пить! Оста­новись»! Но он уже тогда был глухим, он был одержим. И даже когда компания прибыла на ме­сто, пока они ставили машины, оформлялись в гостиницу и т.д., несчастного уже носило, он не находил себе места — ему не терпелось «при­нять на грудь». Но по-прежнему не отдавал себе отчета и говорил (себе же), что пить не будет.… Он ушел в запой, который продолжался 400 дней, с небольшими физиологическими переры­вами для того, чтобы не умереть. Наркологии Бориса уже просто не брали, врачей-похметоло-гов³ тогда еще не было, мать вызывала знакомую медсестру, она ставила капельницу. Чуть-чуть оклемался, пошел пить дальше. Так продолжалось 13 месяцев — с марта 92-го по 12 апреля 93-го года. Для Бориса это черное пятно. Он почти ни­чего не помнит. Поэтому и кадры на экране обрывочные, скомканные, мельтешащие. С тру­дом можно что-то уловить, зацепиться глазом, как при быстрой перемотке кинопленки. Хорошо видно только то, что рассказывали об этом вре­мени жена, мать, дочери. Мать, которая помнила сына полтора года «подшивки» трезвым, говори­ла: ты «подшейся» и хотя бы две недели не попей. Две недели для нее были пределом мечтаний. На последней «подшивке» Борис был трезвым три часа. Из двух «кодировок» на одной пробыл трез­вым неделю, после второй пошел пить сразу. Он тогда говорил: если меня что-нибудь спасет, то только программа 12 шагов.

А теперь — зачем был этот экскурс в пьяное прошлое? По сути, весь 400-дневный запой Бори­са можно считать своеобразной работой по 2-му шагу. Да-да, как бы абсурдно это ни звучало. Теперь нам будет легче подойти к нему. Эта гла­ва книги «Жизни» — полноценная, отработанная на все 100%, писалась не один год. Черновиков оставила после себя — уйму.